Подумывая, не послать ли снова к черту Магомета и компанию, не начинать ли раздачу слонов, Захар услышал:
— Да и на обойме твои пальчики остались, парень. Помнишь, ты вчера обойму в окно выбросил? — одобрительный взгляд на племянника: — Марат ее аккуратно в платочек подобрал, до времени припрятал. Вот что значит — образованный человек…
Обойма? В банке ожидается перестрелка?!
Такого поворота Воронцов не предусмотрел. Конечно, Алиевых ожидает сюрприз — на обойме не найдут отпечатков пальцев подмастерья, но это дела не меняет.
— Вы собираетесь повесить на меня убийство кого–то из персонала банка? — наряжено перебил Магомета, читающего дифирамбы дипломированному племяннику.
— Или кого–то из клиентов, — заметив, что впервые пробил бронированную уверенность подмастерья, быстро сориентировался Хасанович. — Это — как пойдет.
— А как пойдет?
Хасанович подумал, что полновесные аргументы таки подействовали. Легко соскочил с прилавка, одернул костюм:
— Детали позже. Позвони Марату вечером. Артур, дай Захару телефон для связи. — Кивнув Воронцову, играючи зашагал к выходу, с видом человека, вразумившего упрямого и глупого дитятю. Но вдруг остановился на пороге. Обернулся к Захару и, с наигранной сердечной грустью произнес: — И не дай бог тебе, парень, какой–то фортель отколоть. Про отпечатки ты уже слышал… Но мы ведь не полиция… Мы тебя и без отпечатков из–под земли достанем.
Нешуточным усилием воли Воронцов не выполнил давнего желания, не послал повторно опасного урода в преисподнюю.
* * *
Что натворили с его разумом и телом в военной лаборатории, для Воронцова так и осталось загадкой. Захар мог литрами пить любое крепкое спиртное и совершенно не пьянеть, единичные опыты с наркотиками давали тот же результат — даже сверхубойные дозы на «подопытного кролика» не действовали. После ухода Алиева с компанией, беглец впервые пожалел об эдакой особенности организма. Воронцову захотелось вдрызг напиться.
Усталости после бессонной ночи не было — Захар мог проводить на ногах по нескольку суток, не испытывая малейшего дискомфорта; хотелось просто — отключиться. Хотя бы ненадолго. Перестать думать, анализировать, высчитывать вероятности и ложные ходы, беспокоиться о каких–то незнакомых людях…
По сути дела — кто они ему? Случайные посетители заштатного банка, служащие без лица и имени, сикьюрити, операторы, кассиры…
Кто они ему?! Какое отношение Захар Воронцов будет иметь к пулям, пробившим их тела?! НИКАКОГО!! Забыть о тех телах — безымянных и безличных! исчезнуть, увезти с собой любимую!
Ответственность. Ответственность сильного, ответственность личности, превосходство справедливости над суетностью желаний. Дамоклов меч, висевший над Захаром, пожалуй, с самого момента пробуждения в столовом зале. Чужая жизнь — священна.
И спасения от этого понимания не существовало.
Отвлекая себя от множества роившихся, зудевших под черепной коробкой мыслей, Воронцов забавлялся с «царицей наук». Ночи напролет, за столами многих приютивших его гостиниц, покрывал тетрадные листы математическими формулами. Находил себе виртуальных оппонентов — величайших ученых современности, и как бы споря с ними, исписывал тетради доказательствами их ошибок. Мозг повелительно требовал абсолютной загрузки, Захар перегружал извилины математическими вычислениями. Пробовал в таком же порядке разобраться с законами физики — классической, квантовой, релятивистической… и в бешенстве рвал исписанные листы! Ощущение н е з р е л о с т и науки доводило до исступления! Множество разгадок, бродивших по поверхности, но не увиденных «великими умами» заставляли хвататься за ручку и писать, писать, писать!
Однажды Воронцов даже решился отправить по электронной почте свои труды одному из столпов современной науки… Но в последний момент не смог заставить себя нажать на клавишу. Непреодолимое чувство ОТВЕТСТВЕННОСТИ за любой поступок, за мир — пусть и неправильный, архаичный, задымленный, алчный! — в котором вынужден влачить существование, заставило руку безвольно опуститься.
После этого случая, загружая мозг работой, Воронцов забавлялся только с наиболее чистой и отвлеченной «царицей наук». Но и открытия, сделанные на этом поле, оставлял в себе. Мир — не готов. Пока есть вероятность, что даже прикладные вычисления будут использованы не во благо, а в целях разрушения — Захар не хочет быть участником военных игрищ.
Обидно?
Да. До бешенства. До боли в стиснутых челюстях. Обидно за каждую бессонную минуту и оставшуюся втуне радость первооткрывателя. Ни сколько не кокетничая, Воронцов понимал, что самый великолепный мозг современного человечества ржавеет в бездействии и постоянном страхе сумасшествия! Он мог бы з а с т а в и т ь себя придти к ученым — ночных открытий накопилось слишком много! — но трезво и реально оценивал обстановку: он не совсем, не полноценный — ч е л о в е к. Захар Воронцов всего–то лишь продукт военных разработок. Он сам — придумка, воплощенная идея чьего–то гения. Он ничего не мог с собой поделать, чувствовал себя немного в е щ ь ю, продуктом, на который предъявят права.
Так что не факт, будто он успеет всласть наговориться с академиками. Есть вероятность, что и с к у с с т в е н н о г о мыслителя быстренько запрут в какой–нибудь лаборатории, исследуют как крысу… И на его примере наштампуют новых «сверхлюдей». Причем — навряд ли во благо науки.
Дабы не поддаться искушению, не показать себя миру, Воронцов представлял каким пренебрежением, какой брезгливостью покроются лица н а с т о я щ и х ученых, когда тех известят: вы, господа, беседовали с подопытным кроликом… С обезьянкой. С лабораторной крысой. С дрозофилой.
Воронцов намеренно культивировал в себе подобные картинки: воображаемые брезгливые движения многих губ помогали не поддаться искушению, помогали — держаться. В тайне, в тяготах жизни беглеца.
Невозможность жить открыто, в полную силу, угнетающе действовала на психику, и пару раз Захар вполне серьезно, не шутейно подумывал о том, а не заделаться ли ему эдаким Бэтменом, сверхчеловеком, в борьбе за справедливость использующим чудеса науки и собственные неординарные способности? способности и финансы позволяли…
Теперь, вплотную столкнувшись с проблемами морально–этического порядка, Воронцов почувствовала, что — растерялся. Запутался в первостепенности: чужие люди, гибнущие в банке, или личная ответственность за доверившуюся ему девушку? абстрактность или близкая реальность? предотвращение несчастья или бегство от проблем?